- 1 -

Речь здесь пойдет о том, что уже неоднократно было предметом внимания нашей печати. Есть необходимость повториться.

22 марта 1951 года "Литературная газета" поместила статью М. Поповского "Что же такое гомеопатия?"

Статья рассказывала о ненормальном положении, в котором находится у нас гомеопатия. С одной стороны, огромный успех среди населения, а также вынужденное, сведенное почти на нет всякими оговорками, но все же существующее официальное признание ВИЭМ, что во время клинических испытаний гомеопатических средств лечения, которые проводились в 1934—1937 гг. в ленинградском филиале ВИЭМ, были достигнуты определенные положительные результаты. С другой стороны, невзирая на это — упорное непризнание гомеопатии отраслью медицины со стороны официальной медицинской науки и отсюда ряд организационных последствий: невозможность печататься, невозможность работать в клинических условиях, невозможность заниматься экспериментальной работой, пользуясь новейшими методами исследования, невозможность теоретически осмыслить накопленный опыт с позиций современной науки.

И все это при наличии двух оставшихся без последствий приказов по Наркомздраву от 1938 года, в которых, казалось бы, решался вопрос и о проведении новой клинической проверки гомеопатических средств лечения, и о возможности публикации на общих основаниях научных работ врачей-гомеопатов, и о возможности применения гомеопатического метода во всех лечебных учреждениях страны.

Статья "Литературной газеты" требовала от Министерства здравоохранения и от Академии медицинских наук прямого ответа на прямо поставленный вопрос: что же такое гомеопатия?

Если это действительно только знахарство и шарлатанство, как можно мириться с тем, что существуют государственные гомеопатические аптеки и поликлиники? Если же гомеопатия — особое направление в медицине, как можно мириться с теми условиями, в которых она находится, с условиями, обрекающими ее на кустарщину и застой?

Что же изменилось со времени этой статьи? Получила ли общественность ответ от Министерства здравоохранения и от Академии медицинских наук на этот вопрос?

- 2 -

Непосредственным результатом статьи "Литературной газеты" было заседание Ученого медицинского совета при Министерстве здравоохранения 10 мая 1951 года, на которое впервые в истории министерства пригласили врачей-гомеопатов. Под высокие своды респектабельного конференц-зала Ученого совета на этот раз пришли люди без званий и степеней, врачи, работающие в поликлинике, ютящейся в полутемном подвале, лишенной лабораторий, рентгена, даже места для хранения историй болезни.

Пришли поделиться накопленным практическим опытом, рассказать о своих попытках этот опыт осмыслить, попросить у ученых помощи, постучаться в двери их лабораторий и клиник.

Что же из этого вышло? Практический опыт, о котором рассказали врачи-гомеопаты, вообще не вызвал никакого интереса у членов Ученого совета.

Факты, сообщенные гомеопатами, не обсуждались, а были сразу, все целиком, без разбору, записаны по ведомству психотерапии, хотя среди этих фактов были и такие, как удачный опыт лечения желудочных расстройств у грудных детей, произведенный в 1938—39 гг. в клинике А. Д. Сперанского, как удачный опыт лечения лисиц и соболей в Пушкинском зверосовхозе. Вряд ли кто-нибудь заподозрит соболей и младенцев в том, что они могут поддаваться психотерапии и прочему "заговариванию зубов". Неважно. Психотерапия, и только. Вспомнили ведьм и колдунов, и этой аналогией успокоили свою научную совесть.

Факты, предложенные вниманию Ученого совета, были отвергнуты им только на том основании, что в основе этих фактов лежит принцип, который, по мнению членов Ученого совета, "невероятен, странен, нелеп" (из выступления академика Мясникова, поддержанного главным терапевтом министерства Лукомским), только на том основании, что Ученый совет не смог дать объяснения этим фактам. Что вне моего понимания, то от лукавого…

Выразив полное безразличие к эмпирической стороне дела, Ученый совет, по видимости, уделил большое внимание состоянию гомеопатической теории. Все, что является бедой гомеопатии, было обернуто так, как если бы это было ее виной.

Врачей-гомеопатов обвинили в отсутствии печатных научных трудов, в отсутствии серьезно поставленной исследовательской работы, обвинили в том, что они мало куда продвинулись со времен основоположника гомеопатии Ганемана, жившего полтора века назад. Отвечать на это было действительно нечем. Об этом говорили и сами гомеопаты, возмущенные условиями своей работы. Один из докладчиков так и сказал: "Мы пришли к вам для того, чтобы вы помогли нам выйти из того тупика, в который вы нас загнали".

Хуже гораздо то, что на гомеопатов обрушились и за попытку выйти из этого тупика, и за попытку, невзирая на отсутствие объективных возможностей, все же найти ключ к осмыслению накопленного опыта с позиций современной науки. Если одни ученые выбрали темой своих выступлений архаизм гомеопатии, родившейся на пороге прошлого века, то другие (а часто и те же самые) высмеяли попытку поставить гомеопатию в ряд дисциплин современной медицинской науки, пренебрежительно окрестив эту попытку "модернизацией". Профессор Вотчал в своем выступлении издевался над тем, что гомеопаты "выступают сегодня под новыми знаменами", профессор Куршаков иронизировал по поводу того, что "гомеопатия перестраивается", профессор Стручков саркастически уточнял его формулировку: она-де не перестраивается, а пристраивается.

Bcе это бережно хранится пухлой стенограммой заседания от 10 мая 1951 года; какого бы то ни было научного анализа, научного опровержения проблем, поднятых гомеопатами, стенограмма, к сожалению, не содержит.

Статья эта, которую пишет не медик, не ставит перед собой задач популяризации проблем современной гомеопатии — такая популяризация неизбежно означала бы вульгаризацию. Скажу лишь несколько слов, необходимых для понимания позиций Ученого совета.

Гомеопатия возникла на грани XVIII и XIX веков как реакция на современную ей медицину. Сильную сторону гомеопатии представляет, прежде всего, эта, критическая ее сторона. Гомеопатия изучает лекарственные болезни, то есть болезни, вызываемые самими лекарствами, что в общепринятой медицине носит скромное название "побочных явлений" и изучается чрезвычайно мало.

Позитивное содержание гомеопатии выросло из опыта. Основатель гомеопатии немецкий ученый Ганеман (1755—1843) опытным путем пришел к заключению, что болезни могут излечиваться малыми дозами тех самых лекарств, которые в больших дозах вызывают у здоровых людей болезни подобного рода. Состояние науки, современной Ганеману, не давало возможности объяснить предложенный им метод. Позже делались различные попытки найти научное толкование гомеопатического метода, но большинство их носило характер чисто умозрительный.

10 мая 1951 года на заседании Ученого совета, о котором идет речь, советские гомеопаты Н. М. Вавилова и Н. С. Зенин впервые выступили с обоснованием гомеопатического метода учением Павлова, учением русских физиологов Введенского и Ухтомского.

Здесь не место для изложения этой теории. Вполне вероятно, что эта гипотеза, как и всякая другая новая гипотеза, могла вызвать самые серьезные возражения. Беда в том, что существа предложенной гипотезы никто из членов Ученого совета в своих выступлениях не коснулся, Членов Ученого совета взволновало другое. Гомеопаты, простые практические врачи, влачащие жалкое полулегальное существование, находящиеся вне влияния официальной медицины (из выступления академика Лукомского), люди, которым сегодня только в порядке исключения разрешили прийти под эти высокие своды, тоже осмеливаются заявлять, что они от корки до корки прочли труды знаменитого Павлова и других известных русских физиологов и даже нашли в них подтверждение своего никем не апробированного, мало кому понятного метода. Это ли не фамильярность по отношению к теням великих соотечественников, это ли не злоупотребление их высоким авторитетом! В протоколе заседания так и отмечено: "Вольное обращение докладчиков с произведениями выдающихся ученых Павлова, Сперанского".

Члены Ученого совета были преисполнены слишком большого почтения к бессмертному имени Павлова, чтобы разрешить всякому пользоваться им всуе. Имя Павлова подлежит упоминанию в высоких, торжественных случаях; другое, более утилитарное, более деловое оперирование им — профанация, тем более что о гомеопатах давно известно, что они безнадежные идеалисты, — как же разрешить им цитировать великого Павлова, "за которого мы деремся и будем всегда драться" (из выступления профессора Тимакова).

Насчет идеализма также совершенно определенно записано в протоколе заседания. Там констатировано, что "...установки гомеопатии... являются идеалистическими и реакционными", что они — "пережиток капитализма".

Так постановлено. Пережиток, и все. А если так постановлено, то аргументация, безусловно, совершенно излишня. Стенограмма заседания не содержит аргументированного доказательства идеалистичности гомеопатического учения. Это принимается как данное, как нечто, решенное где-то раньше и выше.

Вчитываясь в выступления участников заседания, все же находишь два обстоятельства, которые, очевидно, призваны свидетельствовать в пользу того, что гомеопатия — идеализм и "пережиток".

Первое. Ганеман, основатель гомеопатии, был виталистом, верил в некую "жизненную силу", в дух.

Не нужно быть специалистом, чтобы поразиться такому внеисторическому подходу, такому неумению отделить преходящую историческую форму от содержания, от существа, тем более, что усилия выступавших докладчиков-гомеопатов были направлены именно на то, чтобы дать научное, материалистическое толкование метода, который возник эмпирически и в силу исторических обстоятельств не мог получить материалистического толкования в пору своего появления.

Второе обстоятельство. Гомеопатические дозы очень малы. Действительно, гомеопатическая фармакодинамика допускает такие высокие разведения, при которых на литр растворителя иногда приходится меньше, чем одна молекула лекарственного вещества.

Это вызывает растерянность у людей, мыслящих нормами прошлого века. Им кажется, что материи лекарственного вещества здесь так мало, что фактически она исчезает совсем, а значит, исчезает и материальное воздействие лекарственного вещества. Это ли не идеализм?

И снова — не нужно обладать специальными знаниями, чтобы поразиться архаичности такого хода мышления в наше время.

Еще в начале XX века Ленин давал отпор метафизикам, растерявшимся перед открытиями современного естествознания, утверждавшим, что "материя исчезает". "...Исчезает тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, — писал Ленин, — наше знание идет глубже; исчезают такие свойства материи, которые казались раньше абсолютными, неизменными, первоначальными (непроницаемость, инерция, масса и т. п.), которые теперь обнаруживаются как относительные, присущие только некоторым состояниям материи".

Но поскольку Ученому совету заранее было известно, что гомеопатия — "идеализм" и "пережиток", вдаваться в какие бы то ни было размышления не имело смысла.

Заседание Ученого совета 10 мая 1951 года уже готово было дать совершенно определенный ответ на поставленный вопрос: да, гомеопатия — знахарство и шарлатанство, подлежащее безусловному искоренению. Но если одни члены Ученого совета считали, что этот ответ необходимо дать сейчас же, немедленно, то другие полагали, что его нужно подкрепить кое-какими материалами. Так было вынесено решение о проведении новых клинических испытаний гомеопатических средств лечения.

Заседание Ученого совета, о котором идет речь, как зерно содержало в себе то, что происходило дальше; собственно говоря, оно предопределило дальнейшее.

- 3 -

Прошло более года.

В шкафах Ученого совета долго лежали папки с грифом: "Постоянное хранение", куда подшивались материалы, касающиеся гомеопатических дел. Эти папки раскрывают все, чем было заполнено пробежавшее время: здесь и проекты решений о немедленном и неотложном закрытии гомеопатии, как видно, от поры до поры рождавшиеся в недрах Ученого совета, и переписка с "Литературной газетой", торопившей министерство с ответом, и письма частных лиц, негодующих по поводу того, что время идет, а все остается по-прежнему, и настоятельные письма в министерство врачей-гомеопатов, требующих выполнения решений Ученого совета, и даже стенографические записи переговоров Ученого совета с гомеопатической поликлиникой о том, как и в какой форме следует провести намеченные испытания.

Наконец, 2 июня 1952 года министром здравоохранения Смирновым был подписан приказ № 466. Этот приказ предусматривал проведение клинических и фармакодинамических испытаний гомеопатических средств лечения.

Срокам проверки исполнения этого приказа был намечен конец 1952 года.

Утекло еще более полугода, и только в то время, когда согласно приказу, уже должна была состояться проверка его исполнения, глубокой осенью 1952 года перед врачами-гомеопатами раскрылись, наконец, двери заказанного им мира — двери клинического стационара. Итак, это свершилось.

Испытания проводились одновременно в двух клиниках Боткинской больницы: в хирургической и терапевтической.

От испытаний в хирургической клинике, где работали врачи-гомеопаты Вавилова и Рудбах, остался документ, объективность которого вне сомнений. Как известно, во всех стационарах существует порядок: при выписке больного в конце истории болезни лечащий врач пишет эпикриз, где окончательно определяет диагноз, анализирует течение болезни, подводит итоги проведенного лечения. Все истории болезней, подписанные Вавиловой и Рудбах, после обычных эпикризов имеют еще заключение доцента Осповата, который, по поручению руководства клиники, непосредственно наблюдал за проведением испытаний.

Осповата никак нельзя упрекнуть в излишней доверчивости по отношению к гомеопатии — об этом свидетельствует тот поединок, который он ведет с врачами-гомеопатами на страницах буквально каждой истории болезни. Он не пропускает ни одного случая, где есть хоть какая-то возможность высказать сомнение в гомеопатическом методе.

"Методика, защищаемая вами, полностью противоречит элементарным принципам хирургии, к которым люди пришли в результате многовековых исканий", — пишет он в заключении к истории болезни № 241, не соглашаясь с трактовкой случая, данной в эпикризе врачами-гомеопатами.

В истории болезни № 1539 он высказывается еще более категорично: "Если следовать тому, что вы предлагаете, мы должны отказаться от всего, чему нас учили, то есть отказаться даже от хирургических аксиом".

"Данный случай прошел вполне благоприятно", — вынужден констатировать Осповат в истории болезни № 8990, но тут же он неверующе замечает: "Карбункул был из небольших".

Излечен более обширный карбункул (история болезни № 18676). Осповат вынужден записать: "Улучшение, действительно, шло очень быстро, не уступая даже такому несомненному по эффективности лечению, как пенициллин". Но не оговориться он не может: "Все же делать далеко идущие выводы... трудно".

Такую же оговорку делает он, записав в заключении к истории болезни № 19593: "Больной вылечен быстро, в четыре дня".

Произошло быстрое вскрытие абсцесса (история болезни № 20762) — Осповат предполагает, что "карбункул сам осуществил свое намерение вскрыться". Часто, даже не имея, что возразить, Осповат все же возражает: "Успех был, от чего — не знаю" (история болезни № 20539).

"Ликвидацию карбункула таких размеров без разреза в течение 13 дней следует расценивать как акцию вполне удачную", — пишет Осповат в заключении к истории болезни № 928 и здесь же привычно добавляет: "Полагаю, однако..." Тут, как видно, ему и самому стало неловко, и он остановился, ограничившись многозначительным: "Впрочем, воздержусь".

Я делаю эти пространные выписки, чтобы показать, что врач, наблюдавший за испытаниями, был вполне правоверным сторонником официальной медицины, вполне неверующим Фомой в отношении гомеопатии. Врачи-гомеопаты, работавшие здесь, встретили в нем убежденного противника.

Тем больший интерес представляют его многочисленные безоговорочные признания. Как медик он, очевидно, не мог их не сделать.

Из заключения к истории № 22206: "Случай карбункула шеи проведен вами успешно — в сроки более короткие, чем обычно у нас. Вообще эти небольшие карбункулы, фурункулы, гидроадениты, острые лимфадениты вами лечатся успешно".

Из заключения к истории болезни № 21159: "Гидроаденит со значительным инфильтратом в окружности действительно прошел очень гладко, без применения антибиотиков и физических методов лечения, Это тем более любопытно, что там намечался явственно очаг размягчения. Не смею оспаривать".

Из истории болезни № 21140 (лимфаденит, лимфангоит): "Данный случай прошел вполне благополучно, в течение восьми дней без применения пенициллина, оставив вполне хорошее впечатление от примененного лечения. Нельзя думать, что пенициллинотерапия позволила бы в более короткий срок вылечить этого больного, поступившего с температурой 39,1, при больших местных явлениях и общем довольно тяжелом состоянии".

Из заключения к истории болезни № 3380 (лимфатический панариций): "Не имею никаких оснований отрицать антибиотические свойства лахезиса, который вы применяли. Если это будет доказано соответствующими фармакологическими учреждениями, нам останется только включить его в арсенал наших средств".

Из заключения к истории болезни № 20887 (мастит): "При наличии глубокой трещины на соске, продолжая в течение всего времени кормить ребенка, больная за восемь дней настолько поправилась, что могла быть выписана домой. Считаю, что случай прошел очень хорошо".

Из заключения к истории болезни № 18996 (тромбофлебит): "Могу подтвердить большую остроту, которая отмечалась при поступлении больной в больницу, и быстроту, с которой все острые симптомы (температура, инфильтраты и т. п.) сошли на нет. Следует признать, что в данном случае истинно острого воспалительного тромбоза вен лечение оказалось очень эффективным и длительность пребывания больной в отделении была очень невелика".

Из заключения к истории болезни № 14616 (эндартериит): "Не смею отрицать: у больного действительно не заживала язва в течение нескольких месяцев и зажила полностью после того, как больной был переведен на гомеопатическое лечение".

Из заключения к истории болезни № 10070: "Больной, после произведенной ампутации бедра 25.VI, вплоть до передачи его на лечение врачам-гомеопатам 4.X., то есть в течение трех с лишним месяцев, имел культю, плохо заживающую, с обширной инфильтрацией, в окружности вялой, с некротическими краями раны. За 24 дня лечения врачами-гомеопатами произошли разительные изменения. Больной выписался в отличном состоянии. Случай считаю эффективным".

Из заключения к истории болезни № 19318 (эндартериит): "Хочу подтвердить, что больной действительно страдал сильными болями при поступлении и обнаруживал целый ряд симптомов, говоривших об острой недостаточности артериального кровообращения. За весьма короткий срок (28 дней) лечившие врачи добились очевидного успеха, не применяя наркотиков".

Ограниченность места не позволяет продолжать эти выписки.

Заключения доцента Осповата были подтверждены заведующим хирургической клиникой Боткинской больницы профессором Соловьевым.

Профессор Соловьев писал:

На основании проведенного испытания гомеопатических средств лечения необходимо отметить следующее:

1. Применение гомеопатических средств способствует в ряде случаев быстрому стиханию и исчезновению болей.
2. Воспалительные инфильтраты, в частности, при карбункулах и фурункулах, сравнительно быстро переходят в стадию гнойного расплавления с последующим отторжением омертвевшей клетчатки и рассасыванием инфильтрата.
3. При лечении ожогов, заслуживает внимания массовое и быстрое образование островков эпителизации на ожоговой поверхности, уменьшение гнойного отделяемого и безболезненная смена повязок.

Результаты испытаний, которые проводились в терапевтической клинике, также были вполне определенными.

Вот выписка из заключения профессора Вовси (речь идет о язве желудка):

Субъективное улучшение (исчезновение болей и диспепсических явлений) наблюдалось в первые 3–6 дней у всех больных. К моменту выписки из стационара рентгенологический симптом "ниши" не был обнаружен у 8 больных; 7 больных выписались с симптомом "ниши". При контрольном исследовании через 10–15 дней после выписки "ниша" у них не была обнаружена.

Примерно такие же результаты дали испытания в отделении профессора Вотчала. Казалось, все эти материалы и будут предметом обсуждения на Ученом совете, который собрался 20 октября 1953 года для того, чтобы подвести итоги проведенным испытаниям.

Случилось иначе.

Представленные материалы не сыграли никакой роли на этом совете; можно сказать, что при официальном подведении итогов испытаний действительные их результаты никакого значения не имели.

Еще раз обратимся к стенограмме.

- 4 -

На Ученом совете 20 октября 1953 года выступил главный терапевт министерства Лукомский. За три недели до этого заседания была создана специальная комиссия, от имени которой главный терапевт теперь заявил:

Комиссия... сочла необходимым поставить вопрос о недопустимости существования в советской медицине наряду с научно-обоснованными методами лечения гомеопатических методов лечения.

И далее главный терапевт пояснил уже от себя:

Я не согласен с тем, что у нас нет оснований закрыть гомеопатию. Первым основанием для этого является то, что в Советском Союзе, наряду с официальной научной медициной, существует другая медицина, которая находится вне контроля нашего. Не является ли это достаточным основанием не только для того, чтобы закрыть гомеопатию, но и для того, чтобы признать, что мы это делаем поздно, с большим многолетним опозданием.

Это выступление не нуждается в комментариях. Непонятно одно: если рассуждения подобного рода являются достаточно научной аргументацией, зачем понадобилось затрачивать силы, время и деньги на проведение испытаний?

(Кстати, на предложение поставить гомеопатические учреждения под контроль министерства, Лукомский отвечал: "Это было бы расценено гражданами Советского Союза как признание гомеопатии равноправной отраслью". Итак, возразив против контроля, который, оказывается, нанес бы ущерб монополии, существующей в нашей медицине, отсутствие такого контроля Лукомский использовал как довод против гомеопатии.)

Однако испытания были уже проведены, и с представленным материалом нужно было все-таки что-то делать. Результаты работы врачей-гомеопатов, работавших в терапевтической клинике по лечению язвы желудка, главный терапевт объявил не имеющими значения ввиду того, что больные пользовались не только медикаментами, но и больничным режимом, а также диетой — неизвестно, мол, что еще тут сыграло решающую роль.

Почему же такую мысль не высказать было раньше, когда решался вопрос о характере испытаний и подбирались заболевания, на которых предстояло проверить гомеопатическое лечение? Ведь разговор об этом велся в течение года! Более того, это врачи-гомеопаты, очевидно, предвидя возможность такого возражения, настаивали на том, чтобы испытания проводились не только на клинических, но и на амбулаторных больных. Ученый совет этому воспротивился. Таким образом, какими бы ни были результаты испытаний в терапевтической клинике, заранее существовала возможность объявить эти результаты недействительными.

Оставался материал хирургической клиники. Главный терапевт министерства в своей речи не коснулся этого материала, но общая сила давления, которую он оказал на членов совета, выступая от имени целой комиссии, была такова, что уже доживающий свою жизнь старый уважаемый профессор в течение получаса, прошедшего с начала заседания, полностью отказался от собственного мнения, которое сложилось в результате наблюдения над тем, что происходило в его клинике в течение полугода.

Не принято плохо вспоминать о покойных, но то, что придется здесь рассказать, характеризует не только и не столько ныне покойного профессора Соловьева, сколько общую атмосферу этого заседания.

Устное выступление профессора Соловьева на Ученом совете в такой мере не соответствует письменному заключению, сданному им в президиум Ученого совета, что, дойдя до этих страниц стенограммы, невольно возвращаешься обратно и начинаешь перечитывать все сначала, чтобы понять, что, же случилось.

А не случилось, собственно говоря, ничего, кроме того, что профессор, очевидно, не решился остаться вне той общей тенденции, которую он уловил в речах ораторов.

Выступивший до него руководитель терапевтической клиники профессор Вотчал нашел удобную формулу, в которую легко укладывались все положительные результаты проведенных испытаний:

Получено впечатление, что обезболивающее действие гомеопатических средств выражено больше и наступает раньше, чем при обычных методах лечения...

Получено впечатление. Но это лишь впечатление и не более того. Стоит ли придавать впечатлению значение научного факта?

Этим дипломатическим открытием своего коллеги и воспользовался профессор Соловьев.

Все, что им же самим было признано в письменном заключении клиническим фактом, здесь он объявил вдруг "только лишь впечатлениями" и не посоветовал Ученому совету придавать им какое бы то ни было значение.

Чем дальше шло заседание, тем дальше отходил профессор от собственного неосторожного документа. Снова и снова просил он слово, чтобы продемонстрировать то расстояние, которое отделяло его от того, что было подписано им только вчера.

Такова участь, постигшая на этом Ученом совете фактический материал проведенных испытаний.

Естественно, где перечеркнуты факты, там вступает в права интуиция, "внутреннее убеждение" — о знании тут не может быть речи.

И главный терапевт министерства Лукомский, и главный хирург министерства Стручков, и председатель Ученого совета той поры Кочергин, и многие другие выступавшие ученые сошлись на том, что, по их "глубокому внутреннему убеждению", гомеопатию нужно закрыть. Но также, как на первом совещании, одни считали, что нужно следовать голосу "внутреннего убеждения" тотчас же, немедленно, другие, более осмотрительные, полагали, что это "внутреннее убеждение" все еще нуждается в подкреплении чем-то более существенным.

Председательствующий Кочергин заверил коллег:

И я хочу, чтобы гомеопатия не существовала... Я разделяю ваше внутреннее убеждение о необходимости закрытия этих учреждений,

но тут же с досадой признался, что если это сделать сейчас,

...гомеопаты представят министру докладную записку с тысячами наблюдений этих больных в поликлинических условиях, а мы этим наблюдениям ничего не сможем противопоставить.

Таким образом, "внутреннего убеждения" все же не хватило на то, чтобы немедленно закрыть гомеопатию, но его хватило, однако, на то, чтобы смазать результаты проведенных испытаний.

Одним из доводов в пользу того, что испытания не дают необходимого материала для определенных выводов, был недостаточный срок и недостаточный масштаб испытаний, что, кстати, в свое время в значительной мере зависело от самого Ученого совета. Вместо того, чтобы сразу же продлить и расширить испытания, Ученый совет принял расплывчатое решение "разработать конкретный план дальнейших испытаний гомеопатического метода".

Практически это означало прекращение работы в больнице имени Боткина.

Прошло еще около года. Это время снова заполнено борьбой за возобновление испытаний. Перелистываешь министерскую папку, где подшиты к делу многочисленные письма, заявления, протесты врачей гомеопатической поликлиники, с чувством досады: жаль, что эта энергия, это время потрачены не на работу.

8 июля 1954 года результаты испытаний обсуждались на коллегии министерства, и опять разговор велся так, как если бы испытаний не было вовсе: о представленных историях болезней даже не вспоминали.

Совещание это любопытно лишь тем, что здесь была коллективно найдена еще одна спасительная формула: там, где все же нельзя отрицать положительного действия гомеопатического лечения, нужно, оказывается, говорить об отдельных эффективных гомеопатических средствах, но — упаси боже! — не о гомеопатическом принципе: никакого-де гомеопатического принципа не существует, в лучшем случае есть отдельные гомеопатические средства. Средства нужно включить в арсенал общей медицины, а гомеопатию в целом закрыть и запретить.

Новый приказ министерства № 434 от 15 сентября 1954 года "Об итогах проверки лечения гомеопатическими средствами" констатировал невыполнение приказа от 2 июля 1952 года.

Приказ обязывал руководителей терапевтической и хирургической клиник Боткинской больницы продолжить начатые клинические испытания. Президенту Академии медицинских наук А. Н. Бакулеву поручалось включить в план научно-исследовательских работ институтов физиологии и фармакологии на 1955 год изучение гомеопатических средств.

Академия медицинских наук выполнить этот приказ отказалась, очевидно, понимая, что это не будет поставлено ей в вину. Сказал же председатель Ученого совета Кочергин, что занимать подобными темами время наших ученых — роскошь, на которую мы не можем пойти (см. стенограмму Ученого совета от 20.X.1953 года).

Что касается больницы имени Боткина, то ей пришлось подчиниться приказу.

- 5 -

И снова месяцы напряженной работы в клинике, снова истории болезней, подписанные гомеопатами и "аллопатами", и снова тот же итог: заседания Ученого совета и коллегии министерства, где все, что было реально достигнуто, еще раз потеряло свою реальность.

Вторые испытания гомеопатических средств проходили с 15 января по 1 августа 1955 года. Хирургическим отделением руководила теперь доктор Георгиевская. Ее заключения лаконичнее, чем заключения Осповата, они лишены полемичности, но суть их все та же. В них недвусмысленное признание положительных результатов примененного гомеопатического лечения. Место покойного профессора Соловьева теперь занимал профессор Шебанов.

Вот выписки из его заключения:

Исходы в подавляющем количестве случаев были благоприятными... Применяемое гомеопатическое лечение не уступает, а в ряде случаев, возможно, и превосходит результаты обычного лечения (речь идет об ожогах).

Применение гомеопатических средств местно и внутрь при соблюдении постельного режима давало улучшение... Лучше протекали острые формы (здесь профессор Шебанов говорит о лечении тромбофлебитов).

В общих выводах Шебанов пишет:

При некоторых гнойно-хирургических заболеваниях гомеопатическое лечение, проводимое с соблюдением установленных общих правил для лечения таких больных... может приносить успех.

И вот еще одна стенограмма от 1 октября 1955 года. В третий раз собрался Ученый совет для того, чтобы решить, наконец, судьбы гомеопатии.

Все повторилось.

Эта статья даже самому автору начинает казаться похожей на безнадежно утомительную сказку про белого бычка, но не автора в том вина.

Результаты лечения язвы желудка в терапевтической клинике снова были признаны недействительными. Снова было объявлено: неизвестно, что дало излечение — больничный режим, диета, психотерапия или сами лекарства. Зачем же вторично была избрана эта модель, признанная неудачной после первого испытания, если действительно язва желудка поддается не только лекарственному лечению?

С результатами работы в хирургической клинике снова было сложнее: в хирургии все более определенно и ясно, здесь труднее объяснить излечение только психотерапией или только диетой.

И еще раз, как обычно в тех случаях, когда нечего возразить против гомеопатической практики, начался разговор о гомеопатической теории.

Снова с первозданной наивностью маститые академики выражали удивление тем, что гомеопаты не ставят экспериментов, не занимаются исследовательской работой (выступления Кербикова, Першина).

Снова разговор велся на той же ноте, что и при первой встрече. Можете ли, мол, вы объяснить механизм действия ваших средств? Если не можете — значит, вы не наука. А мы — Ученый совет. Мы призваны заниматься только наукой. Это, как видно, вашим больным не так уж и важно, в силу каких законов и принципов они не отправились в лучший мир. Мы должны быть выше личных интересов ваших больных, выше такого ползучего эмпиризма, — примерно таков смысл многих выступлений на этом совете.

Интересно, что именно тут же гомеопатов толкали в болото самого непроходимого, беспросветного эмпиризма.

Возмущенный спасительной формулой "гомеопатии нет, есть отдельные гомеопатические средства", найденной на коллегии 8 июля 1954 года, врач-гомеопат Зенин говорил:

Мы ставим вопрос не об отдельных средствах. Мы ставим вопрос о проверке нашего принципа подхода к лекарствам. В разведении 1 на 1 с 60 нулями мы получаем эффект. Вот мы и просим институты проверить наш принцип лечения, а не отдельные средства.

Коллегии это показалось неслыханной ересью. Те немногие ученые, которые как раз сравнительно благосклонно относились к гомеопатам, даже решили, что они должны защитить гомеопатию от такого поклепа, от такой клеветы: нет, мол, никаких принципов она в себе не несет, а потому, пожалуйста, не думайте о ней плохо — ей-богу, тут ничего опасного нет.

Трудно удержаться и не сделать выписку из выступления тогдашнего председателя Ученого cовета профессора Гращенкова:

Мы имеем единый принцип, который зиждется на нашей идеологии, на марксистско-ленинской теории, и на том, что мы стоим на профилактическом направлении. Вот суть принципа нашей советской медицины. Поэтому никаких новых принципов мы не вводить, ни применять не можем (курсив мой. — Ю. К.). Наши гомеопаты не претендуют на то, на что претендуют зарубежные гомеопаты...

Читаешь и поражаешься этой бессодержательной, абстрактной, далекой от такой конкретной науки, как медицина, игре терминами, понятиями, этой путанице в терминах. Зачем же смешивать общие основополагающие марксистские принципы с принципами, законами частных наук? Почему одно исключает другое?

Как говорится, упаси нас господь от друзей, а от врагов мы и сами спасемся. И дело уже тут не только в гомеопатии — никакой самый злой враг не изобразил бы советскую науку в более неприглядном виде: у нас, дескать, уже не может быть ни новых методов, ни новых принципов, ни смелых исканий, у нас все раз навсегда решено.

А что касается самой гомеопатии, формула "единого принципа нет, есть отдельные средства", произнесенная даже устами защитника, — все же смертельный приговор ей.

Не нужно быть медиком, чтобы понимать абсурдность такой постановки вопроса. Не может быть отдельных эффективных средств, если за ними не стоит единый плодотворный принцип, пусть еще не до конца познанный сегодня. Ставить вопрос так — значит, отказывать гомеопатической медицине в праве на какое бы то ни было движение вперед: пусть, мол, то, что уже достигнуто при современных кустарных условиях, так и быть, остается — ничего другого, большего, лучшего, ради бога, не нужно.

Поражает половинчатость, беспринципность такого решения.

Впрочем, гомеопаты рады были и этому — какая ни на есть, а все же защита, тем более что Гращенков убедил Ученый совет принять проект резолюции об организации гомеопатической больницы на 200 коек со специальными физиологическими, бактериологическими, биохимическими лабораториями, со специальными кабинетами для ведения исследовательской работы. В этом широковещательном проекте было множество пунктов. Трудно даже понять, в силу каких обстоятельств Ученый совет принял такую резолюцию — никак не вытекала она из общего настроения, царившего на этом совете. Может, сыграл роль нажим председателя, может, помогла уверенность, что этот проект так навсегда и останется только проектом, почему же его не принять, переложив вину за то, что вопрос остался открытым, на коллегию министерства, которой все равно принадлежит решающий голос в этом вопросе. Драться за этот проект никто, конечно, не собирался.

22 декабря 1955 года состоялась коллегия, где обсуждались итоги вторых испытаний и, в частности, этот проект, предложенный Ученым советом.

От проекта, как видно не очень всерьез предложенного Ученым советом, в решение коллегии попал, собственно говоря, только один пункт: поручить Медгизу издать две гомеопатические книги. До сих пор издана только одна книга — "Краткое руководство по гомеопатии" Т. А. Гранниковой. Судя по печати, она является лишь дискредитацией гомеопатического метода.

Вот и весь итог дважды произведенных испытаний и многочисленных прений по этому поводу. Словом, гора мышь родила. Издать две книги врачей-гомеопатов — неужели это и есть решение всей проблемы и ответ на вопрос, который поставлен?

Если это решение и имело какое-нибудь значение для гомеопатии, то только отрицательное, Разве для издания двух книг по общей медицине требуется специальное решение коллегии министерства? Это решение поставило издание гомеопатической книги в разряд таких прецедентов, которые возможны только при наличии наивысшей санкции. Постановление об издании этих двух книг было воспринято Медгизом как указание — впредь до особого распоряжения других книг по гомеопатии не издавать.

Теперь при любом обращении авторов-гомеопатов в Медгиз руководство издательства прячется за это решение коллегии — кстати, чем дольше оно не выполняется, тем удобнее им прикрываться.

26 января 1956 года в "Известиях" была напечатана статья Дементьевой и Мончадской "Коллегия одного министерства", где, между прочим, рассказывалось и о бесплодной говорильне, которая происходит в Министерстве здравоохранения вокруг проблемы гомеопатии.

Еще одна статья — еще одно совещание, еще одна резолюция, еще одна отписка министерства в газету. И снова все замерло, потонуло в министерских дебрях.

Так любой ручеек, иссякая, тонет в мертвых песках пустыни.

- 6 -

Запись больных на платный прием в гомеопатическую поликлинику — чрезвычайное происшествие, событие, ради которого приходится приводить в действие такие махины, как министерские главки и, более того, — целые министерства.

Вот несколько писем из почты гомеопатической поликлиники (переписывая их, фамилии пациентов я обозначу буквами):

Четвертое главное управление при Министерстве здравоохранения.
Главному врачу Центральной гомеопатической поликлиники т. Полевой.
Согласно договоренности, прошу проконсультировать тов. Ш. у специалиста отоларинголога Граф. Зам. начальника отдела Ю. Шумов.

Министерство здравоохранения Армянской ССР. Заведующему лечебной частью гомеопатической поликлиники тов. Варшавскому. Управление лечпрофпомощи Министерства здравоохранения убедительно просит принять на вторую консультацию больную Д. по поводу эпилепсии. Зам. начальника Управления лечпрофпомощи Далланян.

Министерство здравоохранения. Центральный Научно-исследовательский институт санитарного просвещения. Главврачу гомеопатической поликлиники.
Институт санитарного просвещения просит вас принять на лечение старшего научного сотрудника института Ш., страдающего расстройством эндокринной системы.

Министерство здравоохранения РСФСР. Отдел Институтов Эпидемиологии, Микробиологии и Гигиены. В Гомеопатическую поликлинику, Трубная, 4.
Отдел Институтов Эпидемиологии, Микробиологии и Гигиены Министерства здравоохранения РСФСР просит оказать медицинскую помощь в вашей поликлинике инспектору отдела ИЭМГ тов. Б. по поводу кожного заболевания. И. о. начальника отдела ИЭМГ Министерства здравоохранения РСФСР Бендерская.

Есть здесь письма за подписью главных врачей министерских поликлиник, районных поликлиник, директоров различных научно-исследовательских институтов.

Казалось бы, что стóит всем этим многочисленным организациям нашего здравоохранения иным путем решить этот вопрос — разве нормальна такая организация записи больных на медицинский прием?

Так же, как прежде, идет поток взволнованных писем. Пишут в министерство, в печать, в партийные и советские органы.

Москвич Хачатурян в самый разгар гриппозной эпидемии 1957 года обратился к министру здравоохранения Ковригиной с просьбой организовать проверку гомеопатической противогриппозной тройчатки, которая многим его друзьям помогает как профилактическое средство. Из приемной министра письмо направили тем, кого меньше всего нужно убеждать в эффективности гомеопатических средств — в Центральную гомеопатическую поликлинику.

Пыхалева пишет в "Литературную газету". Ее семилетняя дочь после скарлатины заболела крайне редким заболеванием — узелковым периартериитом. И мать, и девочка лежали в больнице. Во время обхода в присутствии матери врачи приговорили девочку к смерти. Гомеопат излечил девочку в домашних условиях. Пыхалева подчеркивает, что девочке только семь лет — о какой психотерапии может быть речь!

Мелюков из Раменского района Московской области в письме на имя редакции "Правды" рассказывает, что он потерял три года на лечение экземы общепринятым способом и вылечился в месяц, обратившись к гомеопату. Тут же Мелюков подсчитывает, что его безрезультатное лечение обошлось государству в восемь тысяч рублей (стоимость койко-дней и оплата бюллетеней). Лечение у гомеопата стоило Мелюкову 215 рублей (гонорар частному врачу и стоимость лекарства).

Представляет большой интерес письмо в редакцию "Литературной газеты" врача-"аллопата", клинициста Ландышевой. Ландышева пишет, что гомеопаты прекрасно лечат радикулит, отслойку сетчатки глаз, склеродермию, рубцовые стягивания, болезни обмена.

Слияние гомеопатии и официальной медицины необходимо…. Я лично знаю многих больных, которые подолгу страдали радикулитом и вылечились у гомеопатов... При этом мучительном болезненном состоянии мы, официальные медики, кроме пирамидона и анальгина, облегчающих боль, да и то на короткое время, не можем дать ничего существенного, чтобы быстро и радикально помочь больному, тогда как гомеопаты имеют в своем распоряжении поразительно эффективные средства.

Куда бы ни адресовались письма, судьба большинства из них одинакова: они отправляются в министерство и здесь, по-прежнему с большой аккуратностью, подшиваются к делу. Пока существовал Ученый совет, гриф "постоянное хранение" защищал папку гомеопатических дел от эвакуации в мрачное подземелье архива. Папка всегда была готова к тому, чтобы ее представили интересующимся, в доказательство того, как непосредственно и каждодневно занимается министерство этим вопросом. Теперь, наконец, папка перекочевала в архив.

Впрочем, это ничего не меняет, Так же, как прежде, больной, нуждающийся в клиническом режиме, не имеет возможности получить гомеопатическое лечение.

Правда, недавно Мособлздравотдел построил для гомеопатической поликлиники новое здание, оснащенное самым современным оборудованием. Это произошло благодаря настойчивости одного из пациентов поликлиники, Н. Г. Самойлова, действовавшего через Московский Комитет партии. Сейчас Мособлздравотдел принимает все зависящие от него меры для того, чтобы обеспечить возможность научной работы в Центральной гомеопатической поликлинике: принято решение о предоставлении врачам поликлиники возможности вести определенное количество коек в стационарах МОНИКИ и МОНИГа; предполагается открыть гомеопатические кабинеты в областных поликлиниках. Но делается все это помимо Министерства здравоохранения СССР, по существу — вопреки ему. Даже при самых лучших намерениях одна областная организация, конечно, не в состоянии решить вопрос, который должен решаться в масштабе страны. Когда статья эта уже была написана, стал известен еще один факт, по своей убедительности превосходящий все, о чем говорилось выше. При ВИЛАРе (Всесоюзном институте лекарственных и ароматических растений) последние годы существовала лаборатория, руководимая врачом Лещенко. Эта лаборатория предложила ряд новых патентованных препаратов (ангиноль, радикулин и др.), которые получили блестящую, безоговорочную оценку таких видных деятелей современной медицины, как Тареев, Трутнев, Преображенский, Лебедев. Препараты были испытаны в первоклассных клиниках на многих больных.

Особое обследование установило, однако, что эти новые препараты не что иное, как старые, широко известные гомеопатические средства. Если это действительно так, значит, независимо от личных побуждений виновников случившегося, произошло еще одно испытание гомеопатического метода, наиболее объективное по характеру, поскольку его проводили вслепую, что отметает всякие разговоры о психотерапии; наиболее широкое по размаху, поскольку никто ему не чинил препятствий. Руководство ВИЛАРа результаты обследования не признает. Казалось бы, это значит, что обследование нужно повторить. Если бы выводы, сделанные при первом обследовании, подтвердились, это было бы чрезвычайно существенным фактом в истории медицинской науки. Однако и это не взволновало наших ученых. Ни Министерство здравоохранения СССР, ни Академия медицинских наук не занялись этим вопросом.

В седьмом номере журнала "Здоровье" напечатана статья профессора Вотчала "О гомеопатии". Статья эта повторяет то, что уже неоднократно говорилось и писалось прежде и ее автором, и другими противниками гомеопатии. Удивляет здесь только то, что статья написана так, будто профессор Вотчал никогда ничего не знал и не слышал о проведенных испытаниях (имею в виду испытания в Боткинской больнице; то, что произошло в ВИЛАРе, возможно, Вотчалу действительно неизвестно).

- 7 -

В чем же все-таки дело?

Где истоки такого принципиального неприятия, такой принципиальной глухоты и слепоты со стороны видных деятелей официальной медицины?

Как мы видим, официальный аргумент, который выставляется в качестве последнего довода при всех обсуждениях этого вопроса, — неудовлетворительность теоретического обоснования гомеопатии.

Практика — пробный камень любой теории. Эту азбуку марксизма наши ученые не могут не знать. "Чтобы убедиться, что пудинг существует, его надо съесть", — говорит старая английская поговорка. В данном случае пудинг был съеден не раз.

Не могут наши ученые не понимать, что теоретическое обоснование гомеопатии станет возможным только тогда, когда гомеопатическая терапия не будет оторвана от клиники, а гомеопатическая фармакодинамика — от современной физики, от современной химии. Не могут они не понимать, что дело лишь в том, чтобы был разорван заколдованный круг: не признаем потому, что нет теоретического обоснования; нет теоретического обоснования потому, что не признаем и не даем условий для научной постановки вопроса.

Нет, то, за что цепляются противники гомеопатии, это не довод. Это лишь повод.

А суть здесь в чем-то другом.

Не в том ли, что для многих ученых признать гомеопатию — значит отказаться от многих убеждений, на которых была основана вся их работа в течение десятилетий, иногда в течение всей жизни. Это непросто. Это требует мужества.

Например, даже при огромном значения открытия антибиотиков и сульфамидов, значительно снизивших общую смертность населения, все же, если признать, что гомеопатическое средство "лахезис" эффективно при лечении пневмоний и других островоспалительных процессов, то придется также признать и то, что последнее время мы злоупотребляем антибиотиками, об отрицательном побочном действии которых пишет теперь даже газета "Медицинский работник" (№ 9, 12 ноября 1957 года), злоупотребляем сульфамидными препаратами, об отрицательном побочном действии которых пишет даже такой представитель официальной медицины, как видный патологоанатом академик Давыдовский ("Патологическая анатомия и патогенез болезней человека", том I, стр. 471, изд. 3-е, 1956 г., Медгиз).

От полулегального положения гомеопатии непросто отказаться и некоторым из тех, кто сам занимается ею.

Среди гомеопатов встречаются и такие люди, которые видят в ней прежде всего золотое дно. Им, безусловно, выгодны и очереди в поликлинику, и тот, возможно, иногда искусственно взвинченный нездоровый интерес, который вызывает все малодоступное.

И, однако, вопрос нужно решать. Точнее — нужно создать условия для научного решения вопроса. Для этого необходимо организовать экспериментальный гомеопатический стационар, включить гомеопатическую тематику в рабочие планы ряда научно-исследовательских институтов, предоставить врачам-гомеопатам возможность работать в широкой амбулаторной сети, что даст огромный статистический материал, и, наконец, обеспечить возможность публикации научных работ по гомеопатии.

Во всяком случае, Министерство здравоохранения СССР и Академия медицинских наук не могут больше оставлять без ответа поставленный перед ними вопрос.

Быть может, они считают, что еще не могут ответить на этот вопрос?

Предлагаемые меры только помогут им хотя бы через какое-то время дать требуемый ответ. Но надо же что-то делать. Вопрос не решается тем, что просто идут годы, если все, кроме времени, стоит на месте.