Оригинал здесь

Удачное наблюдение Ганемана за действием хинной корки словно вспышка озарило незрелую идею подобия, которой была слегка окрашена медицина античная и тайно пронизана средневековая, а также открыло новые перспективы бесконечных возможностей. Это стало настоящим рождением гомеопатии, эффективность которой возрастала по мере того, как эксперимент раскрывал чистое действие лекарств. Методы и правила, выведенные таким образом, были сформулированы в канонах "Органона" и, будучи бесспорно революционными, оказались прямым вызовом традиционной медицине, которая была тогда и по сей день остается клановой и нетерпимой к отступникам.

В результате все, кто убедился в истинности доводов Ганемана и осмелился заявить об этом, вскоре в остракизме и гонениях, тяжелее которых был только религиозный фанатизм Реформации, почувствовали всю суровость укоренившихся привилегий. Но гуманистическое просвещение должно было вскоре проникнуть даже в медицинскую профессию, и по сей день наиболее закоснелую и консервативную. Крайне болезненный процесс в конце концов привел к рождению гомеопатии, которая в силу сложившихся обстоятельств стала воинственной даже при жизни ее истолкователя.

Сопутствующие науки позднее также многое сделали для того чтобы расшатать рационалистические основы, на которых по ее собственному утверждению покоилась обычная медицина. Не последней была клеточная патология Вирхова, которая наряду с тем, что оказала глубокое и продолжительное воздействие на медицину в целом, была также наиболее воспринята мнимыми последователями Ганемана, бóльшая часть из которых в попытке примирить ее принципы с гомеопатическим искусством исцеления была уведена в сторону. Однако те, кто сделал ложный шаг, преклонив колени перед материалистическим идолом, были обречены на самое горькое разочарование, потому что со временем наука в целом и даже патология все более вовлекались в сферу динамики, до тех пор, пока мы сегодня не начали наблюдать эксперименты по испытанию все более и более высоких разведений туберкулина в надежде избавиться от присущих ему опасностей. Вот как близко подошли они к действительному потенцированию.

Применение принципа подобия с целью излечения — искусство настройки определенных соотносимых человеческих реакций — начинает озарять научный мир, и старая медицина, отчасти приняв принцип ее целебной ценности, изо всех сил старается найти свой собственный способ применения фактов, но попытка эта привела к серологии, которая в действительности является химической изопатией, а потому неверна, как ясно указывает Ганеман в своих комментариях к Psorinum, ибо только потенцирование может вызвать частоту вибраций любого вещества, близко соответствующую вибрациям расстроенной жизненной силы, и таким образом сделать его гомеопатически целебным в самом высоком смысле.

Истинные излечения никогда не производятся химически, и никогда действие сывороток не выглядит очень похожим на породившую их болезнь. Странный ход мысли пытается спровоцировать ранний кризис, обременяя больное тело теми самыми вещами, которое оно должно будет затем с таким трудом изгнать. Реакция, вызванная таким образом, несомненно часто приводит к выздоровлению, но никогда по-настоящему не излечивает. Предпосылки ложны, и результаты не могут быть иными, нежели напряженная попытка изгнать оба яда, что как ночь от дня отличается от быстрого, безболезненного и полного действия подобнейшего средства (simillimum).

Как скоро может начаться настоящая целительная реакция, подсчитать трудно, но ощущения пациента, его поведение и внешний вид все вместе покажут, что подобнейшее лекарство действует незамедлительно, хотя улучшение может и не стать выраженным до четвертого дня. Так как любое излечение начинается с гармонизации расстроенной жизнедеятельности, ибо такие процессы необходимо начинаются в центральной нервной системе, легко понять, как излечение в лучшем смысле этого слова начинается незамедлительно и для всех практических целей являет себя таковым.

Ганеман советует нам знать болезнь, чтобы мы могли лучше понять, чтó нуждается в излечении. В то время как последнее должно быть достаточно очевидным, в реальности это не так просто, поскольку мы имеем привычку не замечать ничего, кроме грубых проявлений болезни. Это особенно справедливо в отношении всех тех, кто еще отчасти придерживается старой патологии, и также это ярко иллюстрируется в острых болезнях, которые распознаются гораздо легче, чем хронические заболевания; последние требуют более пристального исследования со всех точек зрения, и это обстоятельство естественным образом привело многих людей к использованию высоких и высочайших потенций.

Грубое действие лекарства наиболее заметно походит на острую болезнь, особенно по ее неистовому характеру, но по мере того, как повышается потенция, его действие проникает все глубже и глубже в жизненные процессы и производит симптомы, которые по нарастающей имитируют хроническую болезнь. Это общее правило привело к убеждению, что острое заболевание лучше лечится низкими потенциями с частыми повторениями, в то время как с хроническими симптомами лучше бороться при помощи высоких разведений с бóльшими интервалами. При этом упускается из виду тот факт, что единственным указателем в таких случаях являются степень и сила вызванной реакции. В этой связи можно заметить, что сильная реакция, если только она не была очень кратковременной, указывает, что лекарство лишь вызвало раздражение жизненной силы и неспособно излечить, а следовательно должно быть заменено на более подобное.

Успех в нахождении истинно целительного лекарства во многом зависит от способности видеть либо явные общие, либо частные сходства. Первые более очевидны при острых болезнях, потому что жизненные силы, оказавшись в большей непосредственной опасности, обычно демонстрируют более резкие признаки заболевания, которые несут в себе столь удивительное сходство с грубыми эффектами лекарств. Ганеман ясно видел это, но особо не оговаривал. Однако он сообщает, что его лечение острых болезней, которое, кстати, производилось с помощью симптомов, полученных в основном при использовании низких потенций, было либо неудачным, либо давало незначительные результаты при хронических заболеваниях до тех пор, пока не были обнаружены миазмы и не были проведены эксперименты с более высокими потенциями, а последние использованы в лечении. Опыт мастеров снова и снова подтверждался последователями Ганемана и, вероятно, можно утверждать, что по большей части наш прогресс зависит от экспериментов с высокими и высочайшими потенциями. Мы еще не отважились зайти далеко в наших опытах с подобными средствами, но близко то время, когда будут предприниматься более далекие исследовательские путешествия.

Если гомеопатия является столь великим открытием и благом, почему же она приходит в упадок? В свою раннюю пору, когда ее сторонники необходимо были неофитами по убеждению, новая идея распространялась достаточно быстро, но по мере того, как аллопатия осознавала ее подрывной характер, возникала оппозиция, а в конечном итоге — нетерпимость, которая привела к основанию исключительно гомеопатических учебных заведений, руководимых в основном талантливыми новичками, которые сделали много хорошего, придав новой школе огромный импульс. Тем не менее постепенно на факультеты стали приниматься люди малого ума, которые не хотели и не могли воспринять фундаментальные понятия гомеопатии и чье преподавание было слабым или прямо неверным, и ныне мы пожинаем плоды: наши собственные выпускники — увы! — слишком часто оказываются самыми никудышными гомеопатами.

Несомненно, закон подобия всегда будет находить своих сторонников, но то, что гомеопатия в ее нынешнем состоянии сможет существовать долго — большой вопрос, потому что несогласованные учения ее школ вызывают только насмешки и не порождают достойных неофитов; тем не менее почти незаметно в настоящую гомеопатическую практику приходят люди старой школы, видевшие хорошую работу тех, кто делал точные назначения.

Как учит нас история, настоящему прогрессу могут предшествовать реформы, иногда возникающие изнутри, но чаще ему способствует давление, оказываемое снаружи. Последнее может показаться в некоторой степени иконоборчеством, но оно приносит наилучшие результаты. До сих пор не похоже, что гомеопатия окажется исключением из этого правила, пока не начнет преподавать закон подобия во всей его чистоте с каждой кафедры каждого факультета с момента, как студент поступает в колледж, и до момента, когда он его покидает; тогда и только тогда могут появиться настоящие гомеопаты, ибо необходимо допустить, что существует некоторое количество людей, которые никогда не смогут понять истину в рамках господствующей системы общего публичного преподавания. Преподаватели гомеопатии также никогда не должны упускать возможности подчеркнуть то, как гомеопатическая наука согласуется и совпадает со всеми другими науками.

Времена обращения в новое учение путем полемики давно прошли. Сегодня каждый хочет, чтобы ему показали нечто лучшее, чем то, что он уже знает. Это беспрецедентная возможность для чистой гомеопатической демонстрации, но такой, провести которую многие не готовы, поэтому все те, кто чувствуют свою слабость, должны страстно хвататься за любую возможность узнать все больше и больше о прекрасном и благотворном искусстве гомеопатического исцеления, которое является настолько естественным и имеет такие твердые основания в любой науке.

Несмотря на то, что огромная масса современных данных зачастую сильно сбивает с толку, все, что уводит исследователя от чистого наблюдения, должно быть оставлено в стороне и весь личный опыт должен рассматриваться в свете "Органона", прежде чем будут сделаны окончательные выводы. Здесь Ганеман демонстрирует, каким гением наблюдения он был. Его проникновение в действие этой самой тонкой и подвижной из всех изменяющихся сил, жизненной силы, чрезвычайно остро и не оставляет нам места для сомнений в величии его интеллекта.

Медицина никогда не сможет продвигаться по пути истины, пока не усвоит урок, с которым связана философия Ганемана. В настоящее время она, подобно старику, еле переставляет ноги, но нам не стоит судить ее слишком строго, ибо низкие материалистические идеи занимали и опустошали головы людей в течение полувека, и лишь в последнее время появились признаки, заставляющие нас подозревать, что, вероятно, этот рукотворный бог науки в конце концов всего лишь отвратительный колосс на глиняных ногах.